1.5.1. Эстетическое функционирование экспрессивно окрашенной лексики

Экспрессия в художественном тексте всегда субъективна, хотя и базируется на экспрессивном потенциале лексической единицы. В поэтических текстах И. Северянина мы можем наблюдать разные способы выражения экспрессии и разнообразие функционирования экспрессивных единиц.

Наиболее очевидным приемом является включение в текст слов, содержащих экспрессию в лексическом значении:

— лексико-семантическое поле «красота» (диво, красота, краса, уродство, чудо, убогий, уродливый, прекрасный, вычурный, блистательный);

— лексико-семантическое поле «эмоции» (нега, наслаждение, счастье, радость, упоение, греза, скорбь, страданье, злодей, нежный, жестокий, мечтательный, страстный, жуткий, завистлив, сладостно, кротко, грустно, рыдать, ненавидеть, презирать, ликовать);

— лексико-семантическое поле «творчество» (бездарен, бездарь, вдохновенье, гений, Парнас, поэза, поэт, свободный, талант);

— лексико-семантическое поле «религия» (бессмертие, благочестивый, божественный, вериги, воскресение, грех, добродетель, душа, заповедь, молебен, мольба, падший, порок, распятие, святой).

Ряд стихотворений может произвести впечатление перенасыщенных экспрессивной лексикой, однако выбор именно таких единиц определен эстетической и моральной значимостью для автора создаваемого образа, их эстетическая функция — создание образа, определяемого автором как прекрасный, возвышенный или трагический. Лексемы, содержащие в значении экспрессию, создают в тексте эмоциональный резонанс, являющийся необходимым условием эстетической коммуникации.

Обратимся к стихотворению «Балькис» (1912), посвященному Мирре Лохвицкой, чье творчество для И. Северянина было образцовым1:

До дня грядущего от сотворенья мира
(Кто скажет искренно?.. Кому земли не жаль?..)
Кто знает женщину, прекрасную, как лира,
И ясномудрую, как горная скрижаль?

Их было несколько, великих, как держава,
Прекрасных, доблестных и светлых, как эмаль.
Но я — про женщину, прекрасную, как слава!
Но я — про женщину, Синайскую скрижаль.

До дня грядущего от сотворенья мира
Подобной женщины на свете не цвело...
Ищите женщину, прекрасную, как лира,
И ясномудрую, как гения чело!

И лишь у Лохвицкой, чья мысль и греза — лава,
В поэме солнечной и жизненной, как май,
Я встретил женщину, прекрасную, как слава,
И ясномудрую, как царственный Синай.

До дня грядущего от сотворенья мира
Прекрасней не было от нищих до маркиз...
И эта женщина, прекрасная, как лира,
И ясномудрая, как заповедь, — Балькис!

Лирическая героиня — идеал прекрасной и мудрой женщины, и введение имен собственных Балькис и Синай является средством создания ассоциации с царицей Савской. Библейский колорит создается также устойчивыми выражениями день грядущий, сотворенье мира и словами заповедь, скрижаль. Текст описателен, лишен динамики, положительная экспрессия в нем создается существительными и прилагательными: поэт констатирует наличие качеств (прекрасная, великая, ясномудрая, доблестная, светлая, царственная). Однотипные сравнения также содержат экспрессивно значимые единицы поля «творчество»: лира, гений, слава.

В стихотворениях, стилизованных под русский фольклор, преобладают слова с отрицательной экспрессией, разговорные и просторечные элементы. Их эстетическая задача — создание образа безобразного, низменного, часто комического:

Жил да был в селе «Гуляйном» дьяк-дурак,
Глоткой — прямо первый сорт, башкою — брак.
Раз объелся пирогами — да в барак,
А поправился, купил потертый фрак,
Да с Феклушею вступить желает в брак.
Али ты, дурак, своей свободе враг?
А зачем, дурак, ночной бывает мрак?
А зачем, дурак, у леса есть овраг?
Али съест тебя, дурак, в овраге рак?
Вот-то дурень, дуралей-то! вот дурак!

(«Дурак», 1912)

Повтор слова дурак — использование фольклорного приема, но целью его является намеренный эпатаж публики. Средствами воссоздания народной речи являются также текстовые единицы просторечного происхождения с явной отрицательной экспрессией: глоткой — прямо первый сорт, башкою — брак; использование словообразовательной парадигмы дурак — дурень — дуралей; построение вопросительных предложений: али, а зачем; включение фольклорного оборота жил да был. Название села Гуляйное приобретает экспрессию посредством вскрытия внутренней форма слова (гулять — «разг. Веселиться, развлекаться, кутить»).

В «народных» стихотворениях широко представлены пласты исконно русской лексики: разговорной (молодка, полюбовник), просторечной и бранной (калякать, дура, мокрая кура, взбелениться). Некоторые слова восходят к традиции устного народного творчества: поиссякнуть, поиссохнуть, поразрушить. Нарочитая стилизация под простонародность в ряде случаев приводит к некоторой вульгарности:

Зашалила, загуляла! знай, лущит себе подсолнух!..

Ходят груди, точно волны на морях, водою полных.
Разжигает, соблазняет молодуха Ваньку-парня,
Шум и хохот по деревне, будто бешеная псарня!..
Все старухи взбеленились, расплевались, да — по хатам;
Старикам от них влетело и метлою, и ухватом.
Всполошились молодухи, всех мужей — мгновенно в избы!
А звонарь на колокольне заорал: «Скорее вниз бы!»

(«Chanson russe», 1910)

Экспрессивность не является только принадлежностью узуального значения слова, она часто возникает или изменяется при функционировании слова в определенном контексте. Напряженная эмоциональность выражения в ряде случаев становится результатом повтора слова, создания контекстной экспрессии:

Никогда ни о чем не хочу говорить...
О поверь! — я устал, я совсем изнемог...
Был года палачом, — палачу не парить...
Точно зверь, заплутал меле поэм и тревог...

Ни о чем никогда говорить не хочу...
Я устал... О, поверь! изнемог я совсем...
Палачом был года — не парить палачу...
Заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм...

Не хочу говорить никогда ни о чем...
Я совсем изнемог... О, поверь! я устал...
Палачу не парить!.. был года палачом...
Меж поэм и тревог, точно зверь, заплутал...

Говорить не хочу ни о чем никогда!..
Изнемог я совсем, я устал, о, поверь!
Не парить палачу!.. палачом был года!..
Меж тревог и поэм заплутал, точно зверь!..

(«Квадрат квадратов», 1910)

Текст стихотворения представляет собой вариации, аналогичные музыкальным: лексический состав всех четырех строф построчно совпадает, однако поэт меняет порядок слов и структуру предложений, в результате в сильную позицию начала строки выносятся разные единицы. В первой строфе актуализировано значение времени (никогда, был), во второй — события (ни о чем, я устал, палачом был), в третьей — модальной оценки (не хочу говорить, я совсем изнемог), в четвертой — невозможности продолжения (говорить не хочу, изнемог, не парить палачу). Изменение порядка компонентов в предложении выявляет разные связи между фактами, например, был года палачом, — палачу не парить — причинно-следственные, палачу не парить!.. был года палачом — отношения времени. Лексика стихотворения имеет выраженную экспрессию, слова принадлежат к разным лексическим разрядам, но имеют общее эстетическое значение гипертрофированной эмоциональности: палач («мучитель, притеснитель»), изнемог («потерял силы, дошел до состояния крайнего утомления, бессилия»), парить («устремляться к возвышенным мыслям, чувствам»), заплутал (разг. «сбился с пути, заблудился»), тревога («сильное душевное волнение, беспокойство, вызываемое опасениями, страхом, неизвестностью»), поэма (перен. «то, что поражает своей красотой, величием, очарованием»); у слова зверь сталкиваются его прямое и переносное значения (1. Дикое, обычно хищное животное. 2. разг. О жестоком, свирепом человеке), актуализируя сему 'зло' — сравнение заплутал, точно зверь реализует первое, а соотнесение со словом палач — второе. Невозможность звериного существования поэт выражает трехкратным отрицанием никогда, ни о чем, не хочу, четвертое отрицание — не парить — констатирует мироощущение лирического героя — утрата идеалов и возможности подняться духовно. Эмоциональное напряжение подчеркивается выбором знаков препинания, и их смена указывает на рост экспрессивности: в первой, второй и третьей строфах преобладают многоточия, традиционно выражающие растерянность, недосказанность, в четвертой они комбинируются с восклицательным знаком.

И. Северянин использует в лирике разнообразные лексические единицы, обладающие узуальной экспрессией или приобретающие контекстную экспрессию в результате взаимодействия с синтагматическим окружением. Эстетическая функция экспрессивной лексики — создание эмоционально-выразительной основы образа, который может быть соотнесен с той или иной эстетической категорией.

Примечания

1. Материалы, свидетельствующие о значимости личности и творчества Мирры Лохвицкой для Игоря Северянина, представлены на сайте www.mirrelia.ru .

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.