Выступления и встречи в Болгарии

В Болгарию Северянин и Фелисса Круут прибыли 12 ноября 1931 года. На организацию их пребывания и выступлений министерство просвещения выделило пять тысяч левов. Заслуга в том была, безусловно, старого знакомого Северянина Саввы Чукалова, служившего в 1931—1933 годах начальником отдела культуры и фондов министерства в правительстве Народного блока.

Игорь Северянин оказал определенное воздействие на культурную и литературную жизнь Болгарии, на ее творческую интеллигенцию. Уже в 1914—1919 годах Северянин был очень популярен. В середине 1920-х годов его имя было хорошо известно в писательских кругах Софии и Пловдива. Его стихи знали болгарские поэты Иван Вазов, Димчо Дебелянов, Людмил Стоянов, Николай Райнов, Христо Ясенов, Николай Хрелков и др.

С интересом был встречен сборник «Громокипящий кубок», стихи заучивали. В библиотеке крупнейшего пролетарского писателя Димитра Полянова был экземпляр «Громокипящего кубка» (1916) с печатью Центрального комитета Болгарской коммунистической партии. Христо Йорданов приводит заметку Стефана Чилингарова: «Игорь Северянин — один из новейших русских лириков. Он стяжал славу прежде всего как футурист не только в России, где его считали одним из самых видных его представителей, а быть может, главным основателем этой литературной школы, но и вне ее. Позднее он, однако, отошел от футуризма, чтобы занять свое место в неоромантическом направлении русской литературы». Вместе с заметкой было опубликовано стихотворение Северянина «Эхо» (1909) из сборника «Златолира» — первый перевод на болгарский язык, сделан Чилингаровым в 1919 году.

Ради шутки, ради смеха
Я хотел бы жить всегда!
Но ответило мне эхо:
«Да!»

Повтори... ещё... сначала...
Кто бессмертен, как мечты?
Снова эхо отвечало:
«Ты!»

Христо Йорданов приводит комичный случай, когда в газете «Труд», органе социалистической федерации, появилось стихотворение Др. Попова «Първи май». В сущности, это был перевод стихотворения Северянина «Весенний день» (1911). Об этом «литературном воровстве» писал К. Димитров в софийских газетах «Труд» (1930, 1 мая) и «Слово» (1930, 3 июня).

Одним из истинных ценителей творчества Северянина был Савва Константинович Чукалов (1889—1971). С осени 1911-го до лета 1916 года он учился в Петербургской духовной академии, а затем оставался в Петрограде до лета 1918 года. Чукалов посещал поэзоконцерты Северянина, а в 1916 году в литературном обществе «ARS» на Лиговке познакомился с поэтом ближе. Вскоре Чукалов был принят в общество, среди членов которого были друзья Северянина — Борис Богомолов, Борис Правдин, бывали Алексей Ремизов, Георгий Иванов, Изабелла Гриневская, Вадим Баян и др. Здесь вышел первый сборник стихов Чукалова «Сумерки». Автор вспоминал, что, читая гранки книги, Северянин отметил стихотворение «Женщина»: «Я напечатал бы это стихотворение красными буквами».

По совету Северянина Чукалов был избран председателем редакционно-издательской комиссии при обществе «ARS» и утвержден членом редколлегии альманахов «На берегах Невы» (1915), «Литературная коллегия» (выпуски 1—2, 1916), периодических сборников «Проза и поэзия» (1916), «Причуды и вымыслы» (1917). Вернувшись в Болгарию осенью 1918 года, Чукалов основал издательство «Златолира». Встречи поэтов состоялись уже в Болгарии в 1931 и 1933 годах. Болгария была последней страной в турне Северянина в 1931 году, когда он в поисках заработка проехал с концертами и лекциями через Латвию, Литву, Финляндию, Польшу, Данию, Германию, Францию, Югославию.

Благодаря содействию Чукалова, всюду сопровождавшего гостей, программа оказалась насыщенной встречами, поэзоконцертами, знакомством с болгарской землей. 16 ноября Северянин присутствовал на юбилее писателя Антона Страшимирова и познакомился с софийской литературной общественностью, подобные встречи прошли 21, 22, 23 ноября. Первый вечер поэзии состоялся 20 ноября в салоне «Славянска беседа», а 26 ноября — в зале кинотеатра по инициативе Общества культурного единения молодых славян.

1 января 1932 года Северянин вернулся домой, в Тойлу прямо из Дубровника, где «встретил Рождество в цветущих розах и зреющих перед окнами виллы апельсинах, при 22 градусах тепла и попали в полосу морозов и снежных вихрей. Еще 27 давал в Белграде концерт, и вот мы уже дома».

В стихах болгарского цикла отразились впечатления о поездке по Болгарии 24—25 ноября 1931 года «с начальником культ[урного] отдела [Саввой Чукаловым] и его женой в автомобиле Ми[нистерства] народн[ого] просв[ещения] за 136 килом[етров] от столицы в тысячелетний мужской Рильский монастырь, расположенный среди отвесных гор со снежными вершинами на высоте более 1500 метров. Поездка оставила глубокое впечатление» (из письма Августе Барановой).

24 ноября Северянин посетил Рыльский монастырь в окрестностях самой высокой вершины Болгарии. Впечатления отразились в стихотворении «Ущелье Рилы» из цикла «Поездка в Рильский монастырь» (сборник «Очаровательные разочарования»).

Была луна, когда в ущелье влез
Автомобиль и вдоль реки, накренясь,
Стал гору брать. И буковый спал лес,
Где паутина — сетки лаун-теннис.
. . . . . . . . . .
Уже монастырело всё вокруг:
Вода в реке, луна и лес из буков.
И крутизна, и лунный плеск, и бук —
Всё утишало горечь, убаюкав...

Важно отметить, что стихи болгарского цикла датированы «Тойла. 31 августа — 4 сентября 1932» и были прочитаны только во время второго приезда в страну. Поэт точно и зримо воссоздает настроение морозного дня в таверне, заснеженной дороги в горах, холодных, опустевших келий монастыря, находясь в летней дачной обстановке. Именно так призывал Маяковский «делать стихи»: «...для делания поэтической вещи необходима перемена места или времени... Перемена плоскости, в которой совершился тот или иной факт, расстояние — обязательно... Для легких, для мелких вещей такое перемещение можно и надо делать (да оно и само делается) искусственно.

Хорошо начинать писать стих о первом мае этак в ноябре и в декабре, когда этого мая действительно до зарезу хочется.

Чтобы написать о тихой любви, поезжайте в автобусе № 7 от Лубянской площади до площади Ногина. Эта отвратительная тряска лучше всего оттенит вам прелесть другой жизни. Тряска необходима для сравнения».

Не все стихи Северянина подпадали под это правило, сформулированное Маяковским. Встречались и «дорожные импровизации» — прекрасно освоенный поэтом вид путевого наблюдения, пейзажной зарисовки или жанровой сценки.

В Болгарии не оставалось времени для такой фиксации впечатлений. Уже 29 ноября 1931 года гости выехали в Пловдив, сопровождаемые писателями и сотрудниками библиотечного общества «Книга на книгите». 30 ноября и 1 декабря в салоне Военного клуба прошли поэзоконцерты Северянина, затем экскурсия по старому городу. 3 декабря Северянин выступил в Старой Загоре.

Афишка по-болгарски:

«У нас в гостях известный русский поэт Игорь Северянин, который 3 декабря в четверг в 6 ч. пополудни в салоне "Театр" прочтет свои стихи при участии г-жи Марии Грубешлиевой, гг. Георгия Илиева, Ал. Карпарова, Сл. Красинского, Ив. Мирчева, Мирослава Микиева и Ив. Христова, которые будут еще читать свои произведения.

Вход 5 и 10 левов».

Северянин писал Евдокии Штрандель:

«Стара Загора

Дав в г. Пловдив два вечера, прибыли сюда, где сегодня состоится вечер. Холодные солнечные дни. Простудился, чихаю и кашляю. В Софию предполагаем вернуться 15.XII утром. Завтра в 10 ч. утра едем в Казанлык».

В Казанлыке он получил букеты знаменитых казанлыкских роз. В газетах отмечалось, что в отличие от этих успешных выступлений в Сливене никто заранее не объявил о вечере, зрители из рабочей среды были настроены к эмигранту критично, чем огорчили Северянина. Поэт вновь повторял, что он не эмигрант, не беженец, а дачник.

Гостеприимная встреча ждала поэта в Великом Тырнове, где 8 декабря состоялось выступление в библиотеке «Надежда» — в этом зале в свое время состоялось первое заседание Народного собрания Болгарии после освобождения от турецкого ига. Впечатления от окрестностей отразились в стихотворении «Тырново над Янтрой».

5 декабря состоялось выступление перед студентами Софийского университета. В Плевене Северянин выступал 10—11 декабря. 14 декабря ему удалось посетить софийскую оперу — он слушал «Фауста» Гуно. Поездки в Варну, Шумен и далее пришлось отменить — слишком утомительно.

Из письма Августе Барановой от 5 декабря узнаём подробности:

«С 12.XI мы обретаемся в Болгарии, встречая повсеместно самый сердечный, самый воистину братский и восторженный прием. Дал в Софии два концерта, в Пловдиве два, один в Стара Загора. Отсюда едем в Сливен, Рущук, Тырново, Варну, Шумен, Плевну и Ловеч. Вернемся в Софию около 15.XII, где предположен третий концерт, а потом с Божией помощью в Белград и дальше. <...> В Софии встречаемся ежедневно с Масалитиновым, Краснопольской, Любовью Столицей, А.М. Федоровым, вдовой Нестора Котляревского и мн. др. Болгарское общество приглашает на обеды и ужины, министерство оплачивает отэль. Всё это очень мило и трогательно, но не менее утомительно. Часа нет свободного. С утра фотографы, интервью, редакторы, почитатели. А в провинции, во всех городах, ходят барабанщики, сзывают грохотом барабана толпу и громогласно объявляют, — просто кричат, — о моем концерте! Так что имя мое звучит повсюду, даже на перекрестке улиц».

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.