«Падучая стремнина»

Своим бесчисленным «влюбленьям» поэт посвятил множество стихов и автобиографические поэмы и романы. В 1922 году Северянин пишет в довольно редком жанре два автобиографических романа в стихах: «Падучая стремнина» и «Колокола собора чувств», в которых отражает этапы своей биографии и летопись сердечной жизни.

Поводом к написанию самого раннего автобиографического романа Игоря Северянина (1922, январь) было полученное осенью 1921 года, после четырнадцатилетней (или двенадцатилетней?) разлуки, письмо от Златы. Она разыскала поэта через берлинскую редакцию газеты «Голос России», прочитав в ней «Поэзу отчаянья». Возобновилась переписка, затем они увиделись вновь в Берлине осенью 1922 года. Эти встречи вызывали ревность его жены Фелиссы Круут.

По воспоминаниям последней жены Северянина Веры Коренди, он встречался с Евгенией Гуцан в 1939 году, когда она приезжала к ним в Гуттенбург. Об этой последней встрече со Златой еще при жизни поэта написал Петр Пильский в очерке «Первая любовь Игоря Северянина». Здесь же журналист раскрыл настоящее имя Златы. О дальнейшей судьбе Златы и ее дочери Тамары рассказал Михаил Петров в книге «Дон-Жуанский список Игоря-Северянина». После развода с мужем Злата открыла швейную мастерскую в Берлине и хорошо обеспечивала себя и своих дочерей. Умерла она в Лиссабоне (Португалия) в возрасте шестидесяти пяти лет. «Перед смертью призналась Тамаре, что гордость лишила ее любимого человека и она всю жизнь страдала от этого».

Дочь Игоря Северянина и Евгении Гуцан, Тамара Игоревна (по мужу — Шмук), в возрасте восьмидесяти четырех лет приехала в Россию и передала хранящиеся у нее материалы, связанные с ее отцом, Игорем Северяниным, в Российский государственный архив литературы и искусства.

В романе, развивающем мотивы ранней поэмы «Злата. Дневник одного поэта», Евгения Гуцан вновь получает поэтическое имя «Злата».

Роман «Падучая стремнина» в двух частях, вышедший осенью 1922 года в Берлине в издательстве Отто Кирхнера и Кo (тираж 2500 экземпляров), занимает особое место в биографии поэта. Игорь Северянин повествует в романе о любви ко многим женщинам, начиная от «первой Златы» до «Тринадцатой и потому последней» Марии Домбровской (Волнянской). Рассказывает он и о первой детской любви, которая вспыхнула в пять лет. Вспоминает, как «по уши» влюбился в Варюшу Селинову, а в девять лет — в Марусю Дризен. «Падучей стремниной» поэт называет любовь, которая составляет суть его жизни.

Из «Пролога»:

Кто говорит, что в реках нет форелей,
В лугах — цветов и в небе — синевы,
У арфы струн, у пастухов — свирелей?
Кто говорит, не знаете ли вы?

Кто говорит, что в песне нет созвучий,
В сердцах — любви и в море нереид,
Что жизнь — пустой, нелепый только случай?
Не знаете ли вы, кто говорит?

Да только тот, кто чужд душой искусству,
Фантазии, любви и всплеску вод,
Кто не даёт в груди развиться чувству
И гонит прочь его, — да, только тот.

По существу, это роман о творчестве, о том, как любовь к женщине вдохновляет поэта: юродивого, блаженного и пророка — на великие творения.

В 1925 году Игорь Северянин пишет онегинской строфой «Рояль Леандра: Роман в строфах», откровенно ориентированный на пушкинского «Евгения Онегина». Следуя за литературным образцом, Северянин «представляет широкую картину российской художественной жизни, обратившись к фабуле "Евгения Онегина"».

В романе рассказывается о любви талантливого пианиста к женщине по имени Елена. Прототипом героини была знакомая поэта — Елена Новикова.

Подробнее об Елене Ивановне Новиковой писал М.В. Петров в книге «Дон-Жуанский список Игоря-Северянина», упоминая фотографию Мадлэны, присланную в 1922 году из югославского города Апатии, где жила Мадлэна, на обороте которой рукой поэта подписано «("Lugne") Елена Ивановна Новикова». Лазарь Городницкий замечает: «В творческой биографии поэта эти годы (1911—1912), когда его связь с Еленой была особенно интенсивной, имели решающее значение. <...> В жизни поэта она явилась первой женщиной, неподдельное восхищение которой совмещалось с резкой критикой и его стихов и его жизненной позиции». Елена оказала немалое влияние на творчество Северянина.

В стихах Северянин называл ее Мадлена или Мадлэн, скорее всего, по имени героини драмы Мирры Лохвицкой «In nomine Domini» (1902). Елене адресованы стихи из «Громокипящего кубка» — «В берёзовом коттэдже» (1911), «Посвящение» (1912), «Примитивный романс» (1912), «Стансы» («Простишь ли ты мои упреки...», 1911) и др. Северянин писал о ней в «Падучей стремнине»: «Я навсегда признателен Мадлене / За ею принесенную мне Славу...»

Обращение Северянина к пушкинскому «Евгению Онегину» как к литературному образцу было не случайным. Критики и раньше справедливо отмечали пушкинские мотивы северянинских поэз. По словам Корнея Чуковского, Северянин «поминутно цитирует Пушкина, выбирает эпиграфы из Пушкина и даже пишет стихи под Пушкина...». «В стихах Северянина, — заметил Брюсов, — увидим естественное продолжение того пути нашей поэзии, по которому она шла со времен Пушкина или даже Державина». Исследователи сравнивают «Январь» (1910) с описанием зимы у Пушкина в «Евгении Онегине» и в стихотворении «Осень». Не случайно в иллюстрациях к наиболее поэтичному роману Северянина «Падучая стремнина» художник Вл. Белкин так зримо воссоздал пушкинские мотивы.

Моя любовь — падучая стремнина.
Моя любовь — державная река.
Порожиста порой её равнина.
Но в сущности чиста и глубока.

Такими словами Игорь Северянин завершает роман, в котором воспроизводит свой второй дореволюционный донжуанский список с комментариями.

Донжуанский список Игоря Северянина является ценным материалом к летописи его сердечной жизни, отраженной в творчестве. Любопытно, что поэт намеренно сближает и разводит некоторые жизненные встречи, чтобы создать законченную картину. Он не пишет здесь о своей первой (идеальной) любви к кузине Лиле. Кроме того, ко времени написания «Падучей стремнины» у поэта уже была его венчанная жена Фелисса Круут, были и другие встречи, о которых он здесь не говорит.

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.