Поэзоконцерты

Поэзоконцерты как особый жанр выступлений поэтов с чтением своих стихов связан с именем Игоря Северянина. Поэзоконцертам была свойственна особая атмосфера театральности костюмов, мелодекламация, продуманная режиссура: кроме чтения стихов их автором, с декламацией выступали известные артисты. Важной частью концерта, имеющего развернутую программу, были доклады известных критиков или поэтов с яркими докладами о поэзии. Использовались различные приемы пропаганды поэзии, вплоть до цветных листовок-«летучек» с текстами наиболее популярных стихов. Но главной фигурой поэзоконцерта был «шикарный денди-поэт», «инкогнито-принц», «лев сезона», как его называли критики и поэты.

Позднее, в 1939 году, поэт подсчитал, что всего за пять лет, с 1913-го по 1918-й, выступил около 130 раз, из них в Петербурге — 55, в Москве — 26, в Харькове — десять, в Тифлисе — четыре, а также во многих других городах.

Необычная обстановка поэзоконцертов Северянина запомнилась многим современникам. Всеволод Рождественский отмечал:

«Поэт появлялся на сцене в длинном, узком в талии сюртуке цвета воронова крыла. Держался он прямо, глядел в зал слегка свысока, изредка встряхивая нависающими на лоб черными, подвитыми кудряшками. Лицо узкое, по выражению Маяковского вытянутое "ликерной рюмкой" ("Облако в штанах"). Заложив руки за спину или скрестив их на груди около пышной орхидеи в петлице, он начинал мертвенным голосом, все более и более нараспев, в особой, только ему одному присущей каденции с замираниями, повышениями и резким обрывом стихотворной строки разматывать клубок необычных, по-своему ярких, но очень часто и безвкусных словосочетаний. <...> Заунывно-пьянящая мелодия получтения-полураспева властно и гипнотизирующе захватывала слушателей».

Своим чтением, его мелодичной напевностью он буквально завораживал и околдовывал публику. Друзья и недруги поэта оставили яркие записи о чтении или пении Северяниным своих стихов. Вот строки из воспоминаний Абрама Марковича Арго:

«Как правило, актерское чтение стихов существенно отличается от авторского. <...> Поэты по большей части перегибают палку в сторону напевного произнесения, жертвуя смыслом, содержанием и сюжетом своих стихов во имя благозвучия и напевности. По свидетельству современников, именно так читал свои стихи Пушкин, а до него многие поэты, начиная с Горация и Овидия. <...>

Так же распевно, пренебрегая внутренним смыслом стиха, совершенно однотонно произносил свои произведения Игорь Северянин, но тут была другая подача и другой прием у публики. Большими аршинными шагами в длинном черном сюртуке выходил на эстраду высокий человек с лошадино-продолговатым лицом; заложив руки за спину, ножницами расставив ноги и крепко-накрепко упирая их в землю, он смотрел перед собою, никого не видя и не желая видеть, и приступал к скандированию своих распевно-цезурованных строф. Публики он не замечал, не уделял ей никакого внимания, и именно этот стиль исполнения приводил публику в восторг, вызывал определенную реакцию у контингента определенного типа. Все было задумано, подготовлено и выполнено. Начинал поэт нейтральным "голубым" звуком:

Это было у мо'о'оря...

В следующем полустишии он бравировал произнесением русских гласных на какой-то иностранный лад, а именно: "где ажурная пе'эна"; затем шло третье полустишие: "где встречается ре'эдко", и заключалась полустрофа двусловием: "городской экипаж" — и тут можно было уловить щелканье щеколды садовой калитки, коротко, резко и четко звучала эта мужская зарифмовка. Так же распределялся материал второго двустишия:

Королева игра'а'ала
в башне замка Шопе'э'на,
И, внимая Шопе'эну,
полюбил её паж!

Конечно, тут играла роль и шаманская подача текста, и подчеркнутое безразличие поэта, и самые зарифмовки, которым железная спорность сообщала гипнотическую силу: "пена — Шопена, паж — экипаж". Нужно отдать справедливость: с идейностью тут было небогато...»

30 марта 1914 года состоялось одно из самых крупных выступлений — поэзовечер Игоря Северянина в Москве в Политехническом музее. Вечер состоял из четырех частей: «полное собрание сочинений Игоря Северянина, доклад В.Ф. Ходасевича, декламация Игоря Северянина и декламация остальных». «Остальные» — московские актрисы Вера Ильнарская и Лидия Рындина. В одном из отчетов о вечере в журнале «Рампа и жизнь» говорилось: «У Игоря Северянина есть ряд оригинальных стихотворений чисто бытового характера, написанных в стиле чуть модернизированной народной речи. В.Н. Ильнарская нашла в прочитанной ею "Chanson russe" тот огненный, ярко бытовой тон, какой диктовался захватывающим, плясовым ритмом стиха».

Обычно вечера по одной программе повторялись в Петербурге и Москве, иногда участники поэзоконцерта сменялись. Так, 15 апреля 1914 года прошел еще один поэзовечер в Политехническом музее. В первом отделении реферат о футуризме и Игоре Северянине читает Владислав Ходасевич. Во втором отделении стихотворения из сборника «Громокипящий кубок» исполняют артистки Е.А. Уварова, Л.А. Ненашева, В.В. Макарова. В третьем отделении «поэзы Игоря Северянина» читает автор.

Интересным было выступление 25 января 1915 года вместе с Анной Ахматовой и Александром Блоком на вечере «Писатели — воинам» на Бестужевских курсах (у Петрова — в Александровском зале Государственной думы на концерте в пользу «Лазарета деятелей искусств» вместе с Ахматовой, Блоком, Сологубом, Тэффи, Евгением Чириковым, Михаилом Кузминым).

Один из характерных поэзовечеров состоялся 31 января 1915 года в Политехническом музее. В афише обозначено:

«Реферат Семена Рубановича "Поэт-эксцессер".
Чтение стихов Игоря Северянина в исполнении
киноартиста Ивана Мозжухина, Л.И. Самборской и др.
В третьем отделении выступает Игорь Северянин».

Семен Рубанович говорил о поэте:

«Эксцессерство... <...> его кажется подозрительной публике красным плащом тореадора, и, боясь стать разъяренным быком, она подымает на смех поэта. "Паяц" — кричит толпа. И эту кличку принимает Игорь Северянин, но с такой грустной гордостью, что в его устах она звучит "как королевский титул". <...>

И под личиной паяца он становится шутом-сатириком, смеющимся над смехом публики, как смеются над человеком, который не замечает, что его держат за нос».

В газетном отчете были отмечены несомненный дендизм и эмоционализм Северянина, музыкальность исполнения им своих стихов. Громкий успех имел И.И. Мозжухин, читавший поэзы в «развязной, почти кафешантанной манере».

Впечатление от выступлений сохранилось в дневниковой записи будущего театрального критика П.А. Маркова, присутствовавшего на концерте:

«Вчера зал Политехнического музея был совершенно переполнен: "яблоку было негде упасть".

Успех поэт имел громадный. Зала стонала и ревела от восторга, полученного от заунывного чтения "божественного" Игоря».

Другой по составу участников и заявленной теме поэзоконцерт прошел 6 февраля 1915 года в Петрограде в зале Петровского училища:

«Доклад Андрея Виноградова "Поэзия и мировая война".
Участвуют: Игорь Северянин со стихами из книги
"Златолира", Виктор Ховин, Александр Толмачев,
Александр Корона, Александр Тиняков».

Из отчета о вечере в «Петербургском листке» (февраль 1915 года):

«Переполненный до последней возможности зал. Набитые молодежью проходы между креслами. Оживленные, ожидающие лица.

Пожилые, солидные люди, военные — раненые и здоровые, молодежь в смокингах и в черных косоворотках, шикарные дамы и скромные курсистки...

"Златоцвет" этой компании — Игорь Северянин публично отрекся от всяких эго- и нео-футуристов и окружил себя новыми поэтами земли русской, которые величают его за это в своих докладах "сребролучным солнцем" и еще чем-то в том же духе. Он является апостолом какой-то новой школы, имя которой еще неизвестно...»

О созвучии стихотворений поэта настроениям и ожиданиям собравшихся слушателей свидетельствуют журналисты:

«Игорь Северянин, с зеленой розой в петлице, певучим голосом прочел ряд своих поэз, из которых стихотворение "Я, призывающий к содружью и к радостям тебя, земля, я жажду русскому оружью побед, затем, что русский — я" вызвало бурю аплодисментов...»

Совершенно особый поэзовечер проходил 31 января 1916 года в Москве в концертном зале Синодального училища. Алексей Масаинов произнес доклад «Великие фантазеры». По сообщению газеты «Раннее утро» от 31 января, «Игорь Северянин прочитал несколько новых поэз. Поэту был поднесен огромный венок с надписью "Игорю Северянину от москвичей". На вечере преобладала молодежь».

Владимир Маяковский сообщал читателям газеты «Новь» о поэзоконцерте в Политехническом музее:

«Публики для военного времени много. Нетерпеливо прослушан бледный доклад Виктора Ховина ["Футуризм и война"]... После вышел "сам". Рукоплескания, растущие с каждым новым стихотворением. Еще бы: "это — король мелодий, это — изящность сама". Увлекаются голосом, осанкой, мягкими манерами, — одним словом, всем тем, что не имеет никакого отношения к поэзии. Да в самом деле, не балерина ли это, ведь он так изящен, ну, словом —

Летит, как пух из уст Эола:
То стан совьёт, то разовьёт
И быстрой ножкой ножку бьёт».

Вечера в Харькове в зале Общественной библиотеки, где доклад «Перепутья русского футуризма» читал Виктор Ховин, а Северянин исполнял поэзы разных лет, вновь дали повод к сравнению поэта с Оскаром Уайльдом.

Последний, общедоступный поэзовечер Северянина в Харькове, в зале литературно-художественного кружка, был предварен специальным докладом «Фанатик в пурпуровой мантии (Оскар Уайльд)», с которым выступил Виктор Ховин, Александр Толмачев читал свои «Рондели», посвященные Игорю Северянину.

Другой серией вечеров Северянин откликнулся на события и настроения в дни Первой мировой войны. Поэзовечер в Ростове-на-Дону, в помещении театра, открывался докладом «Футуризм и война» Виктора Ховина.

Ховин, по сообщениям газет, «...бегло изложив разрушительную сущность итальянского футуризма, тоскующего по великой войне, отрицает его поэтическую ценность... В мечтательной поэзии сегодняшнего дня, выразителем которой явился Игорь Северянин, преломляется угарная, пряная, как crème de violette, современность с ее шантанами и демимонденками... Во втором отделении выступал Игорь Северянин со своими поэзами. Вначале странная манера декламации вызывала сдержанный смех публики, но затем публика прислушалась, стала внимательной и дружно аплодировала поэту. Большинство прочитанных им поэз — поразительно красивы и музыкальны по форме. Благоуханная прелесть его поэз покорила публику».

Поэзовечер в Одессе в Драматическом театре запомнился многим. Программа вечера включает:

«Отделение I

Доклад Шенгели на тему "Поэт вселенчества".

1) Символизм и символисты.
2) Стремление за пределы предельного.
3) Вампука "достижений".
4) Кризис символизма и оскудение поэтов.
5) Бальмонт, Брюсов, Блок, Белый.
6) Значение новой поэзии.
7) Город и его поэзия.
8) Брюсов как урбанист.
9) Индивидуализм и особенность.
10) Аксиома индийской мудрости.
11) Мир высохших измерений.
12) Космическое сознание.
13) Два пути проявления космического сознания.
14) Игорь Северянин и космическое сознание.
15) Время и "Монументальные моменты".
16) Влюбленность, пределы реального мира.
17) Критика и ресторанные поэты.
18) Поэзия жизни, как таковой.
19) Общечеловеческие чувства.
20) Букет переживаний. Поэзо-антракт.

Отделение II

1) Поэзо-солистка Балькис-Савская исполнит неизданные поэзы Игоря Северянина.
2) Г. Шенгели исполнит свои поэзы. Поэзо-антракт.

Отделение III

Игорь Северянин исполнит поэзы из сборников "Златолира", "Ананасы в шампанском", "Тост безответный" и неизданные поэзы».

Юрий Олеша вспоминал об этом: «Это было в Одессе, в ясный весенний вечер, когда мне было восемнадцать лет, когда выступал Северянин — маг, само стихотворение, сама строфа...»

Поэзовечер в Москве в Никитском театре: реферат о творчестве Северянина «Поэт мечты» читал поэт Владимир Королев (впоследствии взял псевдоним Влад Королевич). Свои стихи исполняли Игорь Северянин, Алексей Масаинов и Андрей Виноградов.

Поэзовечер в Петрограде в Александровском театре городской думы: Алексей Масаинов прочитал доклад «Поэты и толпа», Виктор Ховин — лиро-критический отрывок «Сквозь мечту». Свои стихи исполняли Игорь Северянин, Алексей Масаинов и Андрей Виноградов, Александр Толмачев и др.

Давид Бурлюк подчеркивал тот факт, что Северянин подбирал своих «оруженосцев» из малоталантливых поэтов, этим оттеняя свое превосходство. Вспоминая свои встречи с Северяниным, он писал:

«Во время моего визита одиннадцатого февраля 1915 года Северянин видел во мне, очевидно, человека, с которым, даже не споря, он все же был во внутреннем раздражении: он написал мне в тетрадь две строки:

Да, Пушкин мёртв для современья,
Но Пушкин пушкински велик.

Северянинских стихов я не учил по книге, некоторые из них приходилось слышать по несколько раз в его чудесном исполнении, было это в аудитории московского Политехнического музея, переполненной юным воодушевлением молодежи, горящими глазами девушек, впечатлением совершающегося праздника красоты; случалось и в обстановке более интимной. И характерно, что аудитория Северянина, поклонники его, не критикующие, а наслаждающиеся, это юные, бодрые духом. Один или два шкафа с книгами, не то кушетка, не то кровать, на столе, кроме чернильницы и нескольких листов бумаги, нет ничего, а над ним висит в раме под стеклами прекрасный, схожий с оригиналом, набросок углем и чернилом работы Владимира Маяковского, изображающей Игоря Васильевича.

Сам Игорь Васильевич сидит за столом, Виноградов, "оруженосец" Северянина, ходит по комнате. При Игоре Васильевиче всегда, долгое время или кратко, любимый им молодой поэт.

Северянин держит их при себе для "компании", они — тот фон, на котором он выступает в своих сборниках и во время поэзных вечеров своих. За десять лет Северянин сменил много имен: здесь и зарезавшийся бритвой Игнатьев, и Сергей Клычков, и несчастливый сын Фофанова Олимпов, у которого Северянин — все же надо отдать справедливость — многое позаимствовал, правда, усилив и по-северянински подчеркнув.

Издатель "Очарованного странника", Александр Толмачев, один молодой поэт с Кавказа Шенгели и, наконец, в 1918 году неразлучный с Северяниным какой-то серый блондин, которого Северянин нежно называл перунчиком. Перунчик мрачно пил водку. Северянин никогда не держал около себя людей с ярко выраженной индивидуальностью.

Это были "субъекты", годные для (необходимых Северянину) случаев, это были хладнокровные риторы, далекие живости северянинской музы. Ходивший по кабинету Виноградов написал мне как-то несколько удачных строк, характеризующих, конечно, случайно мою мысль.

Моя душа чужда экзотики,
Где ярких красок пестрота.
В искусстве важен принцип готики —
Взнесённость, стройность, острота.

И вот во всем, что делали "эстетические оруженосцы" Северянина, взнесённость была, стройность тоже, но поэзии, увы! — Мало».

Однако нельзя не отметить и помощь, поддержку, оказанную Северяниным начинающим поэтам, которых он представлял публике на своих поэзовечерах.

Георгий Шенгели вспоминал, что читал стихи из собственной книги «Гонг» и «вызвал овацию, бисировал четырнадцать раз; в антракте несколько сот экземпляров "Гонга" были раскуплены (в фойе стоял столик с книгами Северянина и моими), и в "артистическую" ломились юноши и девушки с белыми томиками в руках, прося автографов».

На поэзовечерах обычно разбрасывались цветные листовки-«летучки» (размером 6×10 сантиметров) с короткими текстами северянинских поэз: «Твоя дорога лежит безлюдьем, / Твоя пустыня — дворца светлее» или «Пойте, пойте / О любовной весне, / Об улыбке лазоревой, девичьей».

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.