«Я родился в мае, в месяце весеннем...»

Игорь Васильевич Лотарев родился 16* (4) мая 1887 года в Санкт-Петербурге.

Я родился в мае, в месяце весеннем,
    Звонком и весёлом,
    Шумном и душистом.
И сказали розы: «Мы тебя оденем
    Светлым ореолом —
    Как молитва чистым».

Так писал Игорь Северянин в одном из своих ранних стихотворений, подчеркивая предопределение своего поэтического, духовного поприща. Мотивы весны, мая, сирени щедро рассыпаны по его стихам ранних лет. Таково олицетворение жизненного расцвета, красоты, любви, поэзии, будущего, к которому он был устремлен. Напротив, воспоминания об ушедшем, о прошлом ассоциировались у Северянина с «уснувшими веснами». Именно так был назван цикл мемуарных очерков о Фофанове, Брюсове, Сологубе, Игнатьеве, Чеботаревской, написанных в 1920—1930-х годах. Фактом своего рождения в весеннем месяце мае он соизмерял свои взлеты и разочарования, победы и потери: «Я коронуюсь утром мая...» (1908), «Весенний день горяч и золот...» (1910) и др.

Так и в цитированном выше стихотворении «Измена мая» (1908) поэт, оглядываясь в недавнее прошлое, обвиняет его в том, что оно «не блестело лаской»:

Время шло... И радость дней моих весенних
    Растопилась в слёзах,
    Сердцу не внимая;

И теперь я плачу, плачу на коленях
    О погибших грёзах,
    Об измене мая!

Что же имел в виду молодой поэт, оплакивая измену мая? Многие сведения о детстве и юности, о родителях он сообщил нам в своей «поэме детства» «Роса оранжевого часа» (1923). Уже зрелым человеком тридцати шести лет поэт вспоминал детские переживания, долгие разлуки с матерью, одиночество.

Семейная жизнь его родителей не заладилась: сказалась разность возраста, положения и характера. Отец поэта — Василий Петрович Лотарев (1859—1904) — окончил Главное (Николаевское) инженерное училище в Санкт-Петербурге (Инженерный замок) (трехлетний курс) и дослужился до чина штабс-капитана 1-го Железнодорожного батальона. Он был внуком крестьянина «царёвой» деревни Александровского уезда Владимирской губернии, ушедшего на заработки в город. Северянин так пишет в «поэме детства»:

Отец мой, офицер сапёрный,
Был из владимирских мещан.
Он светлый ум имел бесспорный
Немного в духе англичан...
Окончив Инженерный замок,
Отец мой вышел в батальон...
Великолепнейший лингвист,
И образован, и воспитан,
Он был умён, он был начитан.

Пояснением к этим строкам служат сведения о том, как дед преуспел в делах настолько, что записался в мещанское сословие и смог отправить четырехлетнего внука Василия вместе со старшими — сестрой Елизаветой и братом Михаилом в немецкий пансион в Ревеле, где они в совершенстве выучили немецкий и французский языки.

Любил под соловьиный свист
Немного помечтать; частенько
Бывал он в Comedie Fransaise;
Но вместе с тем и Разин Стенька
В душе, где бродит русский бес,
Обрёл себе по праву место:
И оргии, и кутежи
Ему не чужды были...

Изложено довольно точно. В послужном списке В.П. Лотарева есть запись от 27 августа 1884 года о прикомандировании его к 3-му Саперному батальону, куда он и прибыл 15 января 1885 года. Здесь же содержатся сведения о неудачной попытке В.П. Лотарева сдать в августе того же года экзамены в Николаевское инженерное училище. «По невыдержании приемного экзамена предложено явиться в Главное инженерное управление. Приказом по Инженерному корпусу от 16 февраля 1886 года за № 6, прикомандирован к 1-му Железнодорожному батальону».

Затем он (уже после рождения сына) был зачислен в этот батальон и в августе 1888 года «пожалован орденом Св. Станислава 3-ей степени». Отмечен и двухмесячный заграничный отпуск с 16 января 1888 года, но, судя по записи, офицер вернулся на месяц раньше срока. Однако суждения о «донжуанстве супруга», записанные со слов матери — «вдовы замужней, всё отдавшей мужу — и положенье, и любовь», — документального подтверждения, вероятно, не имеют.

Мать Игоря — Наталья Степановна, урожденная Шеншина (1846—1921), дочь предводителя дворянства Щигровского уезда Курской губернии, происходила из старинного дворянского рода, к которому, по семейному преданию, принадлежали Николай Карамзин и Афанасий Фет. Особую гордость Северянина вызывало родство с «доблестным дедом» Карамзиным: «Что в жилах северного барда / Струится кровь Карамзина» («Поэза о Карамзине», 1912). Давид Бурлюк писал даже о внешнем сходстве поэта с Карамзиным, замеченном им при первой же встрече: «Запрятавшись за красный тяжелый штоф завес, еще теплятся свечи, и при их бледных всплесках предо мной высокомерное взнесенное к потолку лицо мучнистого цвета, со слегка одутловатыми щеками и носом. Смотришь, нет ли на нем камзола. Перед тобой Екатерининский вельможа. Северянин сам чувствовал в себе даже наружные черты восемнадцатого века, недаром он несколько раз напоминал о родстве с Карамзиным. Не беспочвенно и его стремление выразить эти чувства в утонченных "галлицизмах". И только такой поэт мог возникнуть в Петербурге». В автобиографической поэме «Роса оранжевого часа» Северянин упоминает среди людей, бывавших в доме его родителей, сына Карамзина.

Поэт Вадим Баян (Владимир Сидоров) вспоминал столкновение Северянина и Маяковского: «Как известно, Северянин гордился прадедом Карамзиным и даже посвятил ему стихотворение, в котором были строки (вторая заключительная строфа стихотворения. — В.T., Н.Ш.-Г.). Однажды Игорь машинально замурлыкал эти строки. Маяковский тут же перефразировал их и в тон Северянину басово "процедил" более прозаический вариант:

И вовсе жребий мой не горек!
Я верю, доблестный мой дед,
Что я в поэзии — асторик,
Как ты в "Астории" — поэт.

Этот намек на "гастрономическую" поэзию Северянина и на частое посещение поэтом ресторана новой гостиницы "Астория" в Петербурге покоробил Игоря, он нахмурил брови, вытянул лицо и "с достоинством" обратился к Маяковскому:

— Владимир Владимирович, нельзя ли пореже пародировать мои стихи?

Маяковский, широко улыбаясь, не без издевательства сказал:

— Игорь, детка, что же тут обидного? Вы посмотрите, какая красота! Ну, например...

И тут же сымпровизировал какую-то новую ядовитую пародию на стихи Северянина. Игорю ничего не оставалось, как примириться с этим "неизбежным злом" и в дальнейшем встречать подобные пародии улыбками».

В первый раз Наталья Степановна была замужем за овдовевшим генерал-лейтенантом Григорием Ильичом Домонтовичем, который был, по словам Северянина, почти в два раза старше жены.

За генерала-лейтенанта
Мать вышла замуж. Вдвое муж
Её был старше, и без Канта
Был разум чист его к тому ж...
Он был похож на государя
Освободителя-царя,
И прожил жизнь свою не зря:
Мозгами по глупцам ударя,
Он вскоре занял видный пост,
Сооруди Адмиралтейство,
И выстроил Дворцовый мост...

Северянин дорожил своим родословием и не преминул соединить его с родом Домонтовичей, которые вели свою историю издалека:

      ...гетман Довмонт,
Из старых польских воевод,
Он под Черниговом в сто комнат
Имел дворец над лоном вод.

От первого замужества у Натальи Степановны была дочь Зоя (1875—1907), двенадцатью годами старше Игоря. По сестре Северянин считал своими родственниками также выдающуюся певицу Евгению Константиновну Мравинскую (сценическое имя — Мравина) и дипломата Александру Михайловну Коллонтай (Шурочку Домонтович) — их имена, а также имена братьев и сестер матери и отца он включил в список под названием «Родственники и родственнички».

Второй муж Натальи Степановны — Василий Петрович Лотарев, отец Северянина, — оказался на 13 лет ее моложе. О знакомстве Натальи Степановны с Василием Петровичем Лотаревым поэт рассказывал со слов матери. История их встречи на Рижском взморье выглядела сюжетом из «Героя нашего времени». Принятый в доме еще при Домонтовиче, поручик Лотарев вскоре после смерти генерала женился на вдове.

      ...Лжи
Не выносил он лишь. Невеста,
Поэта мать, была одна,
Зато — мильон одна жена...

Отец получил известие о рождении сына на службе и «Прислал привет отцовский в зыбку. / Шалишь, брат: Игорь — не Егор!».

Поздний ребенок был окружен няньками и боннами. В 1887—1895 годах Игорь жил в Петербурге. Раньше, чем читать, он научился петь. С детства слывет «заправским меломаном», бывает в Мариинском театре, где блистала Евгения Мравинская, в консерватории, Театре Народного дома императора Николая II, Театре музыкальной драмы, нередко запоминает любимые арии и напевает их так, что взрослые удивляются его слуху. В гостях у матери часто бывали литераторы, художники, музыканты, и Северянин не раз вспоминал эту пору как время восторгов и музыки, время, когда он стал поэтом.

Увлечение музыкальной и литературной классикой составило «образцовые основы» жизни и творчества Северянина. Игорь Северянин напишет о ярком впечатлении, которое произвели на него оперы «Рогнеда» Александра Серова и «Князь Игорь» Александра Бородина, поставленные в 1895—1896 годах в Мариинском театре с участием Федора Шаляпина: «Обе эти оперы — русские оперы! — очаровали меня, потрясли, пробудили во мне мечту, — запела душа моя. Как все было пленительно, как небывало красочно: мягкий свет люстр, бесшумные половики, голубой бархат театра, сказочная сцена с витязями, лошадьми, Кремлем Путивльским, киевскими лесами дремучими, пещерой Скульды — и такая большая, широкая, высокая, глубокая! Вокруг, в партере, нарядно, бархатно, шелково, душисто, сверкально, притушенно-звонко. <...> Сладко кружится голова. Как не пробудиться тут поэту, поэтом рожденному?.. Лучшей обстановки и не выдумаешь».

Почти о тех же «мечтах о детстве» он писал в 1912 году:

По волнам шли седые деды —
Не паруса ли каравелл? —
И отчего-то из «Рогнеды»
Мне чей-то девий голос пел...
И в шторм высокий тенор скальда
Его глушил — возвестник слав...
Шёл на могильный холм Руальда
По брынским дебрям Изяслав.

Среди любимых композиторов Северянина — Амбруаз Тома и Джакомо Пуччини, Петр Ильич Чайковский и Николай Андреевич Римский-Корсаков. Северянин признавался: «Музыка и Поэзия — это такие две возлюбленные, которым я никогда не могу изменить».

Интересны впечатления более поздние — после возвращения в Петербург в 1904 году, когда шестнадцатилетний Игорь, поощряемый сводной сестрой Зоей, имевшей абонементы в оперу, посещал театры: «...по воскресеньям даже дважды вдень...»

Юность Северянина совпала со временем, когда выдающаяся русская певица Лидия Яковлевна Липковская (по мужу Маршнер) (1882—1958; колоратурное сопрано) находилась в зените славы. Талант Липковской высоко ценили Римский-Корсаков, Глазунов, Направник, Массне, Станиславский, Мейерхольд, Качалов, Луначарский. Александр Иванович Куприн посвятил ей стихотворение «Я помню Мариинского театра / Роскошный зал...», где есть такие строки:

Певица медленным обводит взором
Партер и ложи. Как она мила!
Она вся в белом. Белые перчатки
И туфельки, и веер. Только
Краснеет жарко роза, роза в волосах...
Ещё одно мгновение, и звуки
Необычайной сладости текут,
Текут, как солнца золотая радость,
Как песня соловья... И замолчал
Притихший зал, восторгом очарован
И потрясён...

«В особенности часто, почти ежедневно, — вспоминал Игорь Северянин, — посещал я оперу в сезоны 1905—07 гг. При мне делали себе имена такие величины, как Л.Я. Липковская...» Поэт, называвший себя композитором и строивший свои мелодичные стихи и книги как музыкальные произведения, оказался достойным ценителем таланта и красоты певицы.

Северянин упоминал Липковскую в романах «Падучая стремнина» (1922), «Колокола собора чувств» (1925) и «Рояль Леандра» (1935), в очерках «Образцовые основы» и «Трагический соловей» (1930), в стихах «Кузине Лиде» («Лида, ты беззвучная Липковская»), в «Поэме беспоэмия» («снегурочность Липковской») и др. В последнем упомянутом стихотворении имеется в виду исполнение Снегурочки в одноименной опере Римского-Корсакова. Кроме того, Липковскую нередко называли Снегурочкой за ее хрупкость и изящество.

Игорь дорожил каждым детским воспоминанием, четко фиксировал его место и время. Вот встреча с великим музыкантом летом 1894 года, когда вместе с матерью семилетний Игорь отдыхал на Рижском взморье:

Я помню: в Майоренгофе,
Когда мне было семь лет,
Я грезил о катастрофе,
О встречах, которых нет.
. . . . . . . . . .
Maman с генеральшей свитской
Каталась в вечерний час.
И нынешний Кусевицкий
Настраивал контрабас.

(«Поэза о Майоренгофе», 1915)

«Душа вдыхала Петергоф», «Мелькали девять лет, как строфы...». Перечисляя дачные места, где он отдыхал с матерью, поэт признавал, что в те годы «избаловался, разленился, / Отбился попросту от рук...». Последним радостным воспоминанием была свадьба сводной сестры Зои, но жених, приятель отца, сыграл поистине роковую роль в судьбе Игоря и его матери. Вначале «посоветовал» отцу забрать сына с собой в Сой волу, а после внезапной смерти от менингита Зои в 1907 году лишил их собственного дома генерала Домонтовича на Гороховой, завещанного дочери.

Отец редко бывал дома — в послужном списке отпусков мало. Разлад в семье возрастал, а после свадьбы Зои родители Игоря Лотарева расстаются. Отец 3 марта 1895 года выходит в отставку в чине штабс-капитана, и мальчик вместе с ним переезжает в Череповецкий уезд Новгородской губернии к сестре и брату отца.

Примечания

*. Даты до 14 февраля 1918 года приведены по юлианскому календарю (старому стилю).

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.