На правах рекламы:
1.2 Основные средства выразительности поэтического языка: (тропы, фигуры, тропофигура)
В поэтическом языке реализуется эстетическая функция языка. Поэтический язык в отличие от практического языка как средства обычной коммуникации имеет значение и «сам по себе»: он характеризуется звуковой организацией, образностью (тропы, фигуры), композиционной конструктивностью. Его важной отличительной особенностью является большое количество выразительных средств. Другой важной чертой этого стиля является то, что в нем могут использоваться любые средства языка, если это нужно для создания художественного образа, для достижения той художественной цели, которую ставит перед собой автор.
Главное для художественной речи это понятие «выразительность», то есть способность художественного произведения оказывать на читателя эмоциональное, эстетическое воздействие, создавать яркие образы людей, поэтические картины природы и тому подобное.
Выразительность речи может достигаться разными способами и средствами: фонетическими, морфологическими, словообразовательными, лексическими, синтаксическими. Чтобы сделать изображение персонажа, характера, явления, предмета более выразительным, показать авторское отношение к изображаемому, вызвать у читателя эмоциональный отклик, сформировать у него определенную оценку того, что изображено, автор использует специальные средства, которые обобщенно можно назвать стилистическими приемами.
Типичный способ создания художественной речи — это употребление слова в необычной ассоциации, при этом слово как бы получает новое значение (вступает в новые ассоциации). Художественная речь производит впечатление некоторой новизны в обращении со словами, является своеобразным новообразованием. Поэтический язык пользуется языковыми средствами в их эстетической самоцельности, а отнюдь не только с коммуникативной целью.
Слово получает точный смысл во фразе. Можно заставить всякое слово обозначать то, чего оно в своем значении не заключает, иначе говоря, изменить основное значение слова. Приемы изменения основного значения слова именуются тропами. С лингвистической точки зрения «Тропы — понятие поэтики и стилистики, обозначающее такие обороты (образы), которые основаны на употреблении слова (или сочетания слов) в переносном значении и используются для усиления изобразительности и выразительности речи» (Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с. 520).
Троп — стилистический прием, заключающийся в использовании слов, высказываний, называющих один объект (предмет, явление, свойство), для обозначения другого объекта, связанного с первым тем или иным смысловым отношением. Это могут быть отношения сходства, и тогда мы имеем дело с метафорой, сравнением, олицетворением или отношение контраста, как в оксюмороне и антифразисе. Это могут быть отношения смежности, как в метонимии, или отношения, носящие количественный (а не качественный) характер и выраженные с помощью синекдохи, гиперболы и мейозиса. В тропах разрушается основное значение слова; обыкновенно за счет этого разрушения прямого значения в восприятие вступают его вторичные признаки. Тропы имеют свойства пробуждать эмоциональное отношение к теме, внушать те или иные чувства; имеют чувственно-оценочный смысл. Такое толкование тропа долгое время относилось к наиболее распространенным и конкретизировалось указанием частных тропов (метафора, метонимия, синекдоха — в первую очередь, а также эпитет, гипербола, литота, оксюморон, перифраза и т.п.), которые в совокупности и составляли класс тропов.
Понятие тропа известно еще с античных времен. Понятие «троп» возникло в недрах эллинистической римской риторической системы (Филодем, Цицерон, Гермоген и др.), где ему и было дано одно из удачных для своего времени определений. Квинтилиан считал «троп выражением, перенесенным для красоты речи с его первичного, естественного значения на другое, при котором получается обогащение значения» (цитируется по: Потебня, 1990, с. 158). В своих трудах Цицерон отмечал, «греки считают, что речь украшается, если используются изменения слов, которые они называют тропами, и формы предложений и речи, которые они называют фигурами». Пределом античной теории тропов было умение описывать внешние формы явления, которые должны были осознаваться как нечто необязательное, извне привнесенное и искусственное, относящееся к «украшениям» речи. Определяющую роль в возрождении интереса к тропам, введении прежней проблематики в новый научный контекст сыграли идеи и методы общей теории знаковых систем.
Современные тенденции в исследовании тропов в лингвистике получили обобщенное отражение в формулировке П. Шофера и Д. Райса, определивших троп как семантическую транспозицию от наличного знака (знака in praesentia) к знаку отсутствующему (in absentia), которая 1) основана на восприятии связи между одной и более семантическими чертами каждого из означаемых, 2) маркирована семантической несовместимостью микроконтекста и макроконтекста, 3) мотивирована референционной связью подобия, или причинности, или включения, или противоположения (под семантической чертой понимается единица значения; микроконтекст — сегмент в цепи означающего, который занимает троп; в случае однословного тропа микроконтекст совпадает с самим наличным знаком; макроконтекст включает и те части цепи означающего, которые необходимы для определения отсутствующего знака) (Scofer Р., Rice D., 1977, v. 21).
Корни «тропеичности» следует искать в двуплановости самой структуры языка как знаковой системы и в асимметрии плана содержания и плана выражения. Внутри этой рамки развитие определяется принципом экономии и принципом увеличения гибкости и разнообразия способов выражения данного содержания. На ранних этапах развития: языка подобная неединственность форм выражения могла реализоваться в противопоставлении двух языковых модусов — языка, описывающего «реальную» ситуацию (и только ее), и языка, способного описывать «потенциальную» ситуацию, не мотивируемую реалиями. «Потенциальный» языковой модус может пониматься как источник так называемого поэтического языка. «Сверхреальное» содержание этот язык передает отклоняющимися от нормы средствами (курсив наш — Н.М), специфическими оборотами, реализующими и «вторые» смыслы, то есть тропами. Типология ранних форм поэтического языка свидетельствует не только о связи его с тропами, но и об отнесении «тропизированной» речи к особому классу «непрямой» речи, где в наибольшей степени проявляются парадоксы тождества и различия в языке, где по сравнению с нормой текст деформируется. Этот процесс в значительной степени совершается с помощью тропов, благодаря которым увеличиваются возможности передачи новых смыслов, фиксации новых точек зрения, новых связей субъекта текста с объектной сферой. Сознательно поэт актуализирует не все возможности языка, однако существенна и роль не осознаваемого поэтом, «случайного» в дальнейшей жизни текста. Поэтому тропу свойственна нестабильность, «поэтическая» относительность в ходе развития.
Количество тропов существенно колеблется в зависимости от тех критериев, по которым они выделяются. У Квинтилиана их семь: метафора, метонимия, синекдоха, ирония, эмфаза, гипербола, перифраза. М.В. Ломоносов выделяет одиннадцать: добавлены катахреза, металепсис, аллегория и антономазия. А.А. Потебня выделяет лишь три основных тропа: метафору, метонимию, синекдоху. Для Р. Якобсона же существуют всего два базовых тропа: метафора и метонимия, наличие которых обусловлено, по его мнению, самой природой языка. Шофер и Райе особое значение придавали синекдохе, которую многие исследователи, в свою очередь, не считают самостоятельным тропом, а определяют как разновидность метонимии.
Художник слова с помощью различных приемов заостряет внимание читателя на предмете, давая его особое художественное видение и раскрывая внутреннюю форму изображаемого как эстетической ценности. Кроме тропов, существуют и фигуры речи. В языкознании нет исчерпывающего, точного и общепринятого определения фигуры речи. Сам термин употребляется в различных смыслах. Однако есть тенденция к закреплению этого термина и к выявлению его лингвистического смысла. В античности фигуры рассматривались как основной объект раздела риторики, имевшего дело с «поэтической» семантикой, и понимались как средства изменения смысла, уклонения от нормы.
Существует широкое и узкое понимание стилистической фигуры. В широком смысле к стилистическим фигурам относят любые языковые средства, служащие для создания и усиления выразительности речи. При таком взгляде на фигуры в их состав включаются тропы и другие риторические приемы. В узком понимании стилистическими фигурами называются синтагматически образуемые средства выразительности. Фигуры речи (в узком смысле) могут быть разделены на семантические и синтаксические. Семантические фигуры речи образуются соединением слов, словосочетаний, предложений или более крупных отрезков текста. К ним относятся сравнение, климакс, антиклимакс, зевгма, каламбур, антитеза, оксюморон. Так оксюморон — это семантическая фигура речи, состоящая в приписывании понятию несовместимого с этим понятием признака, в сочетании противоположных по смыслу понятий, которое представляется абсурдным, но на деле вскрывает противоречивую природу объекта описания. Стилистические фигуры образуются путем особого стилистически значимого построения словосочетания, предложения или группы предложений в тексте. В синтаксических фигурах речи главную роль играет синтаксическая форма, хотя характер стилистического эффекта в значительной мере зависит от лексического (смыслового) наполнения.
Признание возможности разных форм языкового выражения одного и того же содержания привело к идее выбора стилистически отмеченных форм и к использованию их с целью убеждения слушающего. Следовательно, язык через его фигуры становился средством психического воздействия на слушателя. Античная традиция подчеркивала противопоставленность практической и художественной речи и относила к числу элементов, вносящих в речь величавость, наряду с выбором слов и их сочетанием, также и фигуры, которые эти сочетания в результате и образуют. Таким образом, складывается представление о словесной фигуре не только как о «виде построения речи», но и как о некоем изменении нормы, отклонении от нее, способствующем «услаждению слуха». Итоговой для античности стала формулировка Квинтилиана: «Фигура определяется двояко: во-первых, как и всякая форма, в которой выражена мысль, во-вторых, фигура в точном смысле слова определяется как сознательное отклонение в мысли или в выражении от обыденной и простой формы... Будем считать фигурой обновления формы речи при помощи некоего искусства» (цитируется по: Потебня, 1990, с. 159). В классификации фигур речи, которую предлагала античная наука, особое место занимал их анализ по двум принципам — семантико-стилистическому (ср. фигуры точности, живости и т.д.) и структурному (ср. фигуры изменения, добавления, сокращения). Фигурой речи называется уклонение от обыкновенного способа выражаться с целью усилить впечатление. Фигура речи есть измененная по законам искусства форма выражения, определенное оформление речи, отстраненное от обычного и возникающего непосредственно из её смысла. «Стилистические фигуры — любые обороты речи, отступающие от некоторой нормы разговорной «естественности».
Выделение и классифицирование фигур началось в античной риторике. Различались фигуры мысли и фигуры слова: первые не менялись от пересказа иными словами, вторые менялись. Фигуры мысли делились на уточняющие: 1) позицию оратора — предупреждение, уступка; 2) смысл предмета — определение, уточнение, антитеза разных видов; 3) отношение к предмету — восклицание от своего лица, олицетворение от чужого; 4) контакт со слушателями — обращение или вопрос. Словесное выражение их усиливалось или амплификацией или, наоборот, умолчанием. Фигуры слова делились на: 1) фигуры прибавления — а) повтор разных видов, б) «подкрепление» с синонимичными перечислениями разного рода, в) многосоюзие; 2) фигуры убавления — силлепс, эллипс, бессоюзие; 3) фигуры перемещения (расположения) — инверсия, параллелизм, хиазм; 4) фигуры переосмысления — тропы» (Литературный энциклопедический словарь, 1987, с. 466).
В современном языкознании потребность в разработке понятия фигуры речи связана прежде всего с задачей нахождения такого промежуточного элемента, который, во-первых, выступал бы как составная часть текста (то есть был бы результатом его членения и элементом, участвующим в синтезе текста), во-вторых, реализовал бы переход от уровня языковых элементов к уровню элементов композиции текста.
В лингвистической теории текста под фигурой речи можно понимать любую практическую реализацию в речи предусмотренного языком набора элементарных синтаксических типов, образующего парадигму, особенно если эта реализация принимает вид, отличный от признаваемого стандартным.
К типичным ситуациям «порождения» фигуры речи относится любое употребление данного языкового элемента в непервичной функции (синтаксической и семантической). Следовательно, при таком подходе фигуры речи могут трактоваться как средство увеличения «гибкости» языка, определяемой количеством способов передачи данного содержания, и как средство выбора наиболее информативной, наиболее творческой формы реализации данного смысла.
Во многих фигурах ведущую роль играет не их синтаксическая структура, а семантика, характеризующаяся непрерывностью. В этих случаях сами фигуры речи строятся как соотнесение смысловых элементов, которые могут быть сопоставлены («столкнуты») друг с другом, но не могут быть «пригнаны» друг к другу с абсолютной точностью. Напротив, нередко эти смыслы вообще несовместимы в стандартной схеме, и суммарный, до конца неанализируемый эффект соотнесения этих элементов как раз и определяется неопределенностью, вытекающей из разноплановости соотносимых элементов, из нахождения общих сем в несовместимых семантических пространствах.
Слова, употребленные в переносном значении, и слова измененные украшают речь. Образность «разлита» во всем тексте; одни элементы, ярко образные, как бы заражают другие. Слово, включенное в художественный текст, становится его конструктивным компонентом и эстетически значимым элементом.
Практически в основе каждой тропеической структуры лежит формула «X есть как бы Y»: «объект X, выделенный в денотативном пространстве текста, предстает как некий образ, пучок признаков, образующих на некотором уровне наблюдений единое целое, который затем фокусируется во множестве существенных признаков — совокупности свойств объекта, релевантных в данной текстовой ситуации. Соответственно, объект Y воображается в аспекте тех своих отличительных свойств, которые оказываются совместимыми с множеством свойственных признаков объекта X, следовательно, выступает как объект, эталон» (Телия, 1988, с. 124). Моделируя мир, троп творит поэтическую реальность, которая, будучи моделью, не обязательно полностью совпадает с конкретным фрагментом реального мира, но обязательно удовлетворяет «разным конкретным реализациям во внеязыковом мире одной и той же ситуации поэтического высказывания» (там же).
Анализ многочисленных работ, изучающих изобразительные средства художественной речи — тропы и фигуры, показал, что многое остается неясным и пока еще не решенным. В филологической традиции существуют различные интерпретации природы и границ этих явлений: в прежнем широком понимании считалось, что фигуры включают в себя тропы (сошлемся, например, на А. Бэна, который рассматривал тропы в составе фигур (Бэн, 1886)); позднее тропы и фигуры были разграничены более определенно, но некоторые из них в силу своей природы оказывались переходными (сравнение, эпитет, оксюморон и др.) с точки зрения выдвигаемых критериев.
Касаясь разграничения тропов и фигур, А.Г. Горнфельд писал: «Троп есть форма поэтического мышления; фигура есть форма речи. Тропы имеют результатом обогащение мысли известным новым содержанием; фигуры — определенные обороты речи, рассчитанные на известное действие, но не вносящие в содержание ничего нового, расширяющего познание. Они служат выражением эмоционального движения в говорящем и средством передачи тона и степени его настроения слушателю» (Горнфельд, 1911, с. 335).
Такой критерий позволяет провести разделение тропов и фигур, особенно на полюсах их противопоставления (ср., например, метафора, метонимия — умолчание, инверсия), но, по-видимому, только до известной степени. Если взять, например, сравнение, то оно обнаруживает свойства как тропа («несвернутая» метафора), так и фигуры (конструкции с союзами как, словно, подобно, будто и др.).
Переходный характер имеют различные образные выражения противоречия в языке художественной литературы. Будучи в своей основе стилистическими фигурами с вполне определёнными синтаксическими структурами, они в то же время являются, как классические тропы, формами поэтического мышления, содержащими художественное приращение смысла в акте эстетического освоения действительности: фигура противоречия (figura contradictionis) как конструктивный компонент поэтического языка (вторичной моделирующей системы) имеет в силу этого статус тропофигуры, природа и содержание которой будут раскрыты далее.
Следует сделать одно существенное замечание, подчеркивающее необходимость и важность выделения и обоснования особой тропофигуры противоречия. Природа поэтического заключается в противоречии, в осознании как тождественности знака и объекта, так и в неадекватности этого тождества (А=А и А не есть А): «причиной, по которой существенна эта антиномия, является то, что без противоречия не существует подвижности представлений знаков и связь между представлением и знаком становится автоматической» (Якобсон, 1996, с. 118). В отличие от обычного знака эстетический знак противоречив по своему характеру. В сущности, каждый поэтический образ содержит в себе внутреннее противоречие в отличие от обычного знака, который связывается с текстом по закону семантического согласования, состоящего в том, что сочетающиеся слова имеют в своем значении один и тот же семантический компонент. Поэтический словесный образ, наоборот, характеризуется «невязкой» сочетающихся слов-компонентов: «невязка обязательна для действенного, живого образа» (Тынянов, 1965, с. 228). Фразовый смысл, вступая в противоречие с исходной семантикой слова, приводит к «двоению» его содержания, к появлению переносного, эстетически значимого смысла. В противоположность обычному знаку, выражающему вместе со своим окружением аналитическое суждение, эстетический знак как выражение представляет собой синтетическое суждение.
Важнейшая особенность единиц поэтического текста — диалектическое противоречие их структуры, семантики, которые кажутся нестандартными, «странными» с точки зрения обычною коммуникации. Эстетический эффект восприятия текста возникает у читателя там и тогда, где и когда у него удерживается в сознании и взаимодействуют два плана изображения — обычный и остранненный, происходит творческий процесс «снятия» противоречия, их синтезирование в новое качество — образ.
Противоречие как свойство эстетического знака с особой остротой и выразительностью проявляется в тропофигуре противоречия. Тропофигура противоречия впервые была выдвинута профессором Л.А. Новиковым (им же был предложен и сам термин) (Новиков, 1999). По своей сути противоречие является синтезирующей поэтической единицей, которая вбирает в себя уже издавна известные тропы, такие как антитеза, оксюморон. В античных риториках оно находило воплощение прежде всего в антитезе (Античные теории языка и стиля, 1936, с. 272). В индийской поэтической традиции противоречие выражалось в особой фигуре — виродхе, своеобразном оксюморонном предложении, представляющем целостный образ (Гринцер, 1987, с. 112). Подобные фигуры как самые «логизированные» являются наиболее непосредственным выражением «фигур мысли»: Квинтилиан не случайно относил противоположение скорее к смысловым фигурам, а не к словесным (Античные теории языка и стиля, 1936, с. 263).
Часто противоречие соединяется с другими тропами, то есть они накладываются друг на друга, синтезируются, однако при этом противоречие всё же доминирует. Появляются синтетические тропофигуры, такие как противоречие-метафора, противоречие-эпитет, противоречие-олицетворение и др., то есть традиционные тропеические фигуры, но построенные на противоречии. Рассмотрим функционирование таких синтетических фигур на примерах из произведений И. Северянина.
Метафора — «троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т.п., для характеризации или наименовании объекта, входящего в другой класс, либо наименования другого класса объектов, аналогичного данному в каком-либо отношении» (Лингвистический энциклопедический словарь, 199, с. 296). В отличие от сравнения, где присутствуют оба члена сопоставления, метафора — это скрытое сравнение, в котором слова как, как будто, словно опущены, но подразумеваются.
Среди всех тропов метафора отличается особой экспрессивностью. Обладая неограниченными возможностями в сближении самых разных предметов и явлений, по существу по-новому осмысливая предмет, метафора способна вскрыть, обнажить его внутреннюю природу.
Объективное сходство между предметами, позволяющее создавать метафору, чаще всего состоит в таких качествах, как цвет, форма, размер, плотность, динамичность. Общее свойство в первом предмете (объект изображения) может быть как постоянным, так и переменным, во втором (средство уподобления) — только постоянным. Словесная структура метафоры отличается значительной сложностью. Первый семасиологический компонент метафоры — обычное, прямое значение слова, реализованное посредством своего собственного звучания, однако по отношению к контексту эта часть метафоры выступает как своего рода инородное тело. По мнению многих учёных, понять метафору — значит разгадать, какие из свойств обозначаемого объекта выделяются в ней и как они поддерживаются за счет ассоциативного комплекса, имитируемого основным и вспомогательным объектами метафоры. Среди метафорических выражений немало таких, которые содержат оценочные смыслы. В основе оценочных смыслов метафор лежит ценностная картина мира. При метафоризации дескриптивные оценочные смыслы, определяемые картиной мира, переходят в оценочные коннотации, присущие лексической единице, то есть переходят из картины мира говорящих в язык.
Но соотношение метафоры и оценки весьма неоднозначно. В метафоре приобретают оценочные смыслы слова как имеющие, так и не имеющие оценочных коннотаций в исходных значениях. Это связано с тем, что часто метафорический сдвиг сопровождает и сдвиг в природе субъектов и их признаков — от мира вещей к миру человека, психическому, социальному, который входит в систему ценностей.
Зарею жизни — все в жизни ясно!
Закатом жизни — всему закат (с. 76)Мы создадим на севере экватор (с. 84)
О, с ликом мумии (с. 87)
Лед запылавший (с. 104)
Сын мира — он, и мира он — отец (с. 150)
Юноша восьмидесяти лет (с. 387)
Между метафорой и сравнением нет принципиальной разницы с психологической точки зрения (психологическая основа обоих — поиск внутреннего сходства между разнородными предметами и явлениями); с формальной — это совершенно различные явления. Наиболее позитивным критерием разграничения метафоры и сравнения признается характер значения слов-компонентов. Сложившаяся традиция рассматривает тропы на лексико-семантическом уровне, а фигуры — на морфолого-синтаксическом. Исходя из этого, метафора — семантическая категория, смысловая многоплановость которой создается пересечением нормативного и переносного значений; сравнение не создает нового и целостного информационного объекта, то есть не осуществляет смыслового синтеза, приводящего к образованию нового концепта. Сравнение создает новый художественный смысл предположительно в результате смысловой организованности слов-компонентов.
Хохот свежий точно море,
Хохот жаркий точно кратер (с. 33)
В данном примере — сравнение по аналогии, содержательная сторона которого включает изображение двух разных (противоположных) аспектов одной и той же ситуации.
Он сел за рояль, как гений —
Окончил игру, как раб (с. 41)
— сравнение противоречивости качества объекта.
Листву осыпают деревья
В июне, как в дни сентября (с. 152)Там, как песни, звучны краски,
Там, как краски, сочны песни (с. 159)
Художник слова с помощью различных приемов заостряет внимание читателя на предмете, давая его особое художественное видение и раскрывая внутреннюю форму изображаемого как эстетической ценности. Особым приемом «остранненного» образного изображения, требующим творческого осмысления предмета и дающим эстетически ощутимое переживание, является метонимия. Метонимия — троп, состоящий в регулярном или окказиональном переносе имени с одного объекта на другой предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию (Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с. 300). Принято разграничивать такие понятия, как общеязыковая, ситуативная и собственно поэтическая метонимия. В языке художественной литературы существенны все типы метонимизации. Первая из них основывается на регулярных системных отношениях номинации, вторая — на ситуативной смежности, выступая как образный эллипсис. Общеязыковая метонимия отражает отношение смежности в системе языка, ситуативная — на уровне речи. Изучение же стилей писателей требует сближения этих уровней метонимии в некоторой опосредующей их интерпретации: это — автоматизированное или не полностью автоматизированное метонимическое употребление, предполагающее поэтическое преобразование слов путем их трансформаций, образно семантического смещения по сравнению с употреблением. Е.А. Некрасовой выдвинуто в этой связи понятие словесно-ассоциативной метонимии, при которой происходит перенос на основе контекстуальной (или звуковой) смежности каких-либо слов:
Ах, я — фиалка,
приди, любуйся моей фиолью. (с. 23)Я выпил гроз фиалок фиалковый фиал (с. 30)
когда взвуалится фиоль, офреля ручеек (с. 39)
Метонимия как прием заключается в создании индивидуальных контекстуальных смыслов слова, рождаемых в данном употреблении и связанных с основным словарным значением по смежности. Смежные, «кивающие» на изображаемое, характеристики воссоздают целостный, угадываемый образ. Происходит обратная идентификация поэтического и реального предметов.
Мои следы к тебе одной по снегу
на берега форелевой реки (с. 16)И пока змеяся гибкой, стройной тальей у костра,
Ужин лажу... (с. 17)
— указание на признак лица вместо упоминания самого лица
Чай подала на подносе
девочка весен восьми (с. 20)
— указание на содержимое вместо указания на содержащее
Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе (с. 30)
Вчера читала я, — Тургенев
Меня опять зачаровал (с. 20)
— называние имени автора вместо его произведения
Весела деревня, смутно понимал (с. 24)
— перенесение свойств предмета на другой предмет, при помощи которого эти свойства обнаруживаются.
Индивидуально-авторское метонимическое словоупотребление опирается на текст, поддерживается его маркированными компонентами, рождающими художественно неповторимые образы. Такая метонимия отличается по своему своеобразию не только от общепринятой языковой, но и от общеупотребительной речевой по своей неповторимости. Любой словесный образ, включая метонимию, — это небольшой фрагмент текста, в котором отождествляются противоречащие в широком смысле понятия, которые в нормативном общелитературном языке не отождествляются, то есть образ понимается как противоречие в широком смысле.
Игорь Северянин — единственный поэт, который в разное время разными критиками, исследователями и авторами учебников был включен во все литературные течения и направления начала века — от предсимволизма до постсимволизма. Вероятно, все исследователи в какой-то степени правы, так как поэт достаточно часто, особенно в раннем своем творчестве, пользовался образами-символами, характерными для литературных традиций всей русской поэзии начала XX века. Такая своеобразная традиционность отразилась и в особенностях употребления различного рода определений, эпитетов. Имена прилагательные для русских символистов всегда были тем удобным языковым материалом, который позволял обеспечить основным, доминирующим образом колеблющийся, зыбкий, но в то же время, устойчивый смысловой комплекс.
Эпитет — это поэтическое определение, которое существенно отличается от логического определения, так как не имеет функции выделения явления из группы ему подобных и не вводит нового признака, не заключающегося в определяемом слове. Поэтическое определение повторяет признак, заключающийся в самом определяемом слове, и имеет целью обращение внимания на данный признак или выражает эмоциональное отношение говорящего к предмету.
Замужняя невеста (с. 16)
Чарующая боль (с. 38)
Трагичный юморист (с. 47)
Белая арабочка (с. 46)
Блаженная боль (с. 63)
Многие эпитеты в то же время являются олицетворениями. По определению А. Квятковского (Квятковский, 1966. с. 215): «олицетворение — стилистическая фигура, состоящая в том, что при описании животных или неодушевленных предметов они наделяются человеческими чувствами, мыслями и речью». Олицетворения часто рассматривают как атрибут метафоры.
Обозначим принцип разграничения олицетворения и метафоры: это различия в связях слов с его денотатом, семантическая характеристика глагола и его атрибутов, то есть специфика употребления субъекта в контексте, а также наличие/отсутствие предметного аналога данной детали или характеристики. Иначе говоря, олицетворение — троп, не связанный с семантическим сдвигом. Олицетворяться могут отдельные характеристики, чувства и свойства, а также абстрактные понятия, в реальности вообще не имеющие предметной основы:
Все, что находит, теряет сердце мое (с. 38)
душа утонченно черствеет (с. 51)
То ненависть пытается любить (с. 109)
Когда в уродстве бродит красота (с. 185)
Андрей Белый полагал, что «формы изобразительности неотделимы друг от друга: они переходят одна в другую <...>, один и тот же процесс живописания, претерпевая различные фазы, предстает нам то как эпитет, то как сравнение, то как синекдоха и т.п.» (Белый, 1910). В художественном тексте, как правило, одновременно используется несколько тропов, фигур в сочетании с другими приемами, что создает его особую насыщенность.
Тропофигура противоречия имеет свои логические, диалектические и лингвистические основы, более подробно они будут рассмотрены в пункте 1.3.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |